Всё в дыму… [СИ] - Aruna Runa

И никто не способен предсказывать будущее, никто не мог бы заранее знать, что Федор Убейконь принесет ему ключ к легендарной загадке. Принесет и на блюдечке с голубой каемочкой отдаст. В картонной папочке, на которой теперь остывают брызги его видоизменившейся крови.

А у Чучела на картине кончик спицы ронял на дорогу похожие капли.

И, возможно, вот прямо сейчас неизвестный художник растушевывает по желтым кирпичам новую тень: у нее не будет ни бликов, ни отсветов, даже сердце потухнет, словно подернувшись золой. Выпадет из шарнирных металлических пальцев грозный топор.

Пепельный бутон слепо склонил острую головку – недоумевая, прислушиваясь.

Будто во сне, не сводя с возящейся на полу домработницы глаз, Ди сделал еще несколько шагов и подобрал орудие убийства. От удара – или от хватки вторничной личности донны Лючии – изогнутое топорище треснуло по всей длине. Не рубить больше Настасье Филипповне сучья. И, пожалуй, этим женским рукам ничего больше не рубить. Он об этом позаботится.

– Как твое имя, бес? – заняв собственные руки, Ди странным образом ощутил прилив уверенности в своих силах и правоте. В конце концов это его дом, он тут хозяин, а от человеческих трупов избавляться очень легко.

Донна Лючия всхлипнула и наконец села, держась за разбитую голову. Стена украсилась клюквенного цвета пятном, запутавшимся в неряшливой сетке трещин.

"И штукатурить придется", – подумал Ди с неудовольствием. Он ненавидел вносить изменения в дом. Каждый раз чувствовал себя так, словно предает память о родителях. Однако теперь выходило, что это они его предали. А память – всего лишь плод его неверного восприятия действительности. Ну что ж, впредь Дориан Грей будет умнее.

– Я с тобой разговариваю. – Держа топор, он подошел к домработнице почти вплотную. Легонько пнул вытянутую ногу в замшевом ботиночке на плоской каучуковой подошве – это вам не болотные сапоги, в которых удобно подкрадываться лишь по воде. – Как тебя зовут?

– Seelenzorn…

О как! Любовь герра Линденманна к древнему восточноверхегерманландскому заразна. Зиленцорн, "ярость души", – чертовски пафосное имя. Впрочем, чего ожидать от черта. Имя прекрасно будет смотреться на могильном памятнике. Жаль, что памятника не случится. Кстати, как и могилы. Ди уже решил свалить оба трупа – Федора и донны Лючии – на дно утиного пруда.

– Зачем ты его убил? Отвечай.

Донна Лючия уселась ровнее, подтянула колени к груди. Перепачканные высохшей тиной охотничьи штаны герра Линденманна плохо впитывали кровь, и она цвела по камуфляжу жирными иссиня-багровыми пятнами. Похоже, Федору действительно оставалось совсем немного до того, чтобы считать себя греем вполне обоснованно.

– Geh zum Teufel! – пискнула вторничная личность донны Лючии лукавым голоском расшалившейся маленькой девочки.

– Aber Mensch!- автоматически среагировал Ди. Не то чтобы его часто посылали к черту, да еще на давно вымершем языке, но школьные привычки время от времени давали о себе знать.

– Leck mich am Arsch! [3]

А вот этот рык он слышал чуть ли не каждый вторник. Вдруг с бесом удастся договориться? Раз уж он назвал свое имя… Ди не верил в человеческие страшилки о потусторонних сущностях и мистических связях подчинения. То, что одна из личностей донны Лючии избрала быть "посланцем ада" и обладала невероятной физической силой, не делало домработницу чем-то сверхъестественным. Особенно в плане интеллекта.

– Зиленцорн, я выполнил твою просьбу и не стал тебя запирать. Почему ты убил моего гостя?

– Asche zu Asche und Staub zu Staub.

"Пепел к пеплу и прах к праху". Очень объясняюще.

Бес хихикнул, утерся сползшим набок париком Феликса и отшвырнул его прочь. Вплетенные в африканские косички ракушки негодующе щелкнули. А еще у донны Лючии на шее красовался шелковый платочек всех цветов радуги, который Ди самолично покупал в Гале по просьбе Никки. И под штанами герра Линденманна наверняка прятались серые гетры Иры Эриха. Или кильтык. На красных и синих клетках кровь грея не была бы так заметна.

Кровь Федора. Если бы эта безумная баба его не зарубила, Ди мог бы стать не один. И, возможно, и вправду открыл бы крысовину. И они бы ушли с этой чужой опостылевшей земли, где родители с такой легкостью лгут беззаветно любящим их детям…

За мыслями Ди упустил момент, когда бес вскочил и во мгновение ока оказался рядом с Федором. Наклонился, облизываясь, к запрокинутому белому лицу. Отчего-то Ди подумал, что тот собирается пробовать кровь, но вторничная личность донны Лючии, раздвинув подкрашенные блеском морщинистые губы, с отвратительным хлюпаньем впилась в мертвый рот.

Кому-то могло показаться, что это страстный поцелуй, но Ди хорошо помнил о поцелуях, которые тот рот дарил умирающим художникам. "Кровь за кровь, – пришло ему в голову. – Кровь за кровь".

Огибая лужи, Ди прошел к дивану и вынул из-под кожаной куртки Убейконя пистолет. Банальный "Глюк". Хоть и заряжен разрывными. Неужели наивный Федор намеревался его этим убить? Смешно.

Тем временем Зиленцорн оторвался от трупа и, снова облизнувшись, начал приближаться, медленно разводя руки. Хочет обнять?

– Что? – Ди подобрался, готовясь дать отпор. Не скрываясь, клацнул предохранителем. – Heraus damit!

Бес причмокнул, сыто щуря глаза:

– Эта кровь хорош-ша. А твоя? Du riechst so gut…

– Geh zum Teufel! [4] – огрызнулся Ди. У него заломило в висках. Усталость снова давала о себе знать. На дворе глубокая ночь, а он еще не ложился. И не ужинал. А еще придется избавляться от трупов и проводить в доме генеральную уборку. Черт бы побрал все на свете!

Желудок скрутило голодным спазмом. Бес визгливо хохотнул и сплюнул, поймав кровавый комок ладошкой:

– На!

Ди смотрел на что-то крошечное, плоское, полупрозрачное… вымазанное синеющей на воздухе кровью грея… что-то ужасно знакомое… Радиомаячок!

Федор и те, кто намеревался получать отсюда сигнал, не знали, что в Резервации такие штуки не работают: папа с мамой понатыкали по всей территории уйму глушителей.

Федор мертв, а те, кто намеревался получать отсюда сигнал, ждут за границей Резервации… до сих пор ждут… или нет?

Ди подавил в себе желание заметаться по дому, в отчаянии заламывая руки. Затем – желание побросать самое необходимое в рюкзак и кинуться в лес. И после этого – желание выйти из Резервации с базукой наперевес. Спокойнее. Вдох-выдох. Его никто не нашел, и существует возможность оставить, как говаривал папа, данную ситуацию без изменений. Кроме того, не факт, что маячок включен и уже должен передавать сигнал. Писка не слышно.

А ведь Стерх предупреждал, что Убейконь непременно донесет. Тогда эта папка – фальшивка? Нет, документы настоящие. Значит, приманка… И откуда только донна Лючия узнала? Такой радиомаячок не виден человеческому глазу, да и Федор прятал его во рту. И был прав: слизистая такая мягкая, так легко поддается, в нее так просто что-нибудь вогнать.

– Откуда… – начал было Ди, протягивая руку, и осекся: бес сжал маячок в кулаке. Что он собирается делать?

– Стена-а… – стонала донна Лючия. – Ис-стина-а… – Лицо ее исказилось, голова запрокинулась, из горла вырвался вой, перешедший в животное рычание.

Ди отступил на несколько шагов, разглядывая вытянувшуюся струной домработницу. Та резким кивком опустила голову, встала на цыпочки, завела выпрямленные руки за спину и начала сгибаться, будто кто-то медленно вздергивал ее вверх за запястья. Жидкий пучок волос, залитый то ли контрабандным лаком, то ли сахарной водой и неровно примятый париком, развалился, часть прядей свесилась, окончательно закрывая лицо. По телу донны Лючии пробежала крупная дрожь. Раздался придушенный писк. Короткий натужный кашель. И наконец – невнятный всхлип. И шепот:

– Nimm mir das Licht… Nimm mir das Licht…

Забрать у тебя свет? Да пожалуйста! Ди легонько тюкнул обухом топора по висящей над головой люстре и отскочил от водопадом брызнувших стекол. Все равно она заляпана кровью, не отмывать же. Проще купить новую.

Полная луна глядела в обнаженный провал окна, и усыпанные стеклянной пылью лужи на полу отливали тусклым серебром. Глаза выпрямившейся во весь рост донны Лючии непривычно светились зеленоватым светом. Ди вздохнул и прислушался к ворчащему желудку. Что за дурацкая ночь, ни поспать, ни поесть. Но кто ему мешает-то? Хуже все равно уже не будет. По крайней мере до утра в Резервацию точно никто не сунется. А он здесь хозяин.

Ди плотнее закрутил вокруг дома тень, помассировал ноющие от усталости плечи. Пора уже расставить все по местам. С этой мыслью он, обогнув застывшего соляным столбом беса, прошагал в кухню, пристроил топор на стол и дернул на себя дверцу плазменной печи. Внутри обнаружилась кастрюлька борща, в котором плавали разваренные крысиные лапки. Стало быть, до того как герр Линденманн отправился на охоту, приходила Настасья Филипповна. Вот и отлично.

Ди наскоро сполоснул руки и, не заботясь о грязной одежде, слипшихся волосах или чистой тарелке, принялся черпать ложкой прямо из кастрюли. Через дверной проем домработница, не двигаясь, следила за ним из комнаты настороженным взглядом. Ди хмыкнул и сосредоточился на борще. Пусть делает что хочет, а лично он сейчас доест и отправится спать. Может быть, без обязательного вечернего душа. Кухонные часы показывали четверть четвертого.